Всё-таки, я любил эту фразу. После неё Темари всегда улыбалась и всё прощала. Я слегка улыбнулся в ответ и шагнул к ней, что бы сесть рядом, как неожиданно сестра встала на ноги и развела руки в стороны, сказав, чтобы я обнял её. Я не удержался и едва заметно скривил губы.
Эти нежности… Они раздражали, только потому, что я не знал как на них реагировать. Что делать… И зачем это вообще нужно, особенно в семье. Нет, в качестве поощрения можно и похвалить и приобнять, но зачем ради какого-то перемирия устраивать эти сцены? Я никогда не мог понять Темари, а она тем временем продолжала на меня смотреть, приподняв одну бровь.
«Наверное, она всё-таки специально это сделала… Она знает, что я не люблю это…» Кажется, я стал еще угрюмее, потому как лицо Темари неожиданно изменилось. Она улыбнулась мне. Не как обычно, например, немного ободрения, немного сестринского участия… Эта улыбка была другой…
Перед глазами встала фотография мамы. Я никогда не помнил её, а отца… При воспоминании о нем у меня сразу же встает огромная, темная фигура постоянно сидящая за столом в большом, рабочем кабинете. Больше ничего… Маму я помню более четче и когда был маленьким, я всегда смотрел на её портрет в спальне родителей. Он был нарисован маслом, но… Даже на ней она смотрелась куда более живой, чем на фотографиях сделанными фотоаппаратами. То сходство мамы и Темари я впервые ощутил так явно. Острое чувство дежавю - те же волосы, те же глаза… Та же улыбка, которую, я, кажется, помню с самого младенчества и которая прочна засела на затворках моей памяти. Я помню маму только по фотографиям, но сейчас… Я как будто увидел её в живую. Человека, умершего более двенадцати лет назад…
«Бросившего нас…» - повторил я про себя и чувство острой обиды и одновременно злости кольнули сердце. Я ненавидел родителей… В детстве я их сильно ненавидел. Они бросили нас. Даже сейчас я прекрасно отдавал отчет своим мыслям. Чистой воды глупость и детский эгоизм – они не виноваты в своей смерти, но… Почему-то до сих пор чувство ненависти прочно сидит где-то глубоко внутри.
Я моргнул, сбрасывая нелепое наваждение. Именно нелепое. Вспоминать умерших… Зачем, когда в этой жизни мы уже прекрасно освоились без них. Темари – не мать, она моя сестра, которая любила и заботилась обо мне. «Это единственный человек… которого люблю я».
Я подошел и крепко обнял Темари, прижавшись щекой к её волосам.
«Единственный человек, ради которого я буду стараться быть лучше…»
Я слегка улыбнулся, отстраняясь от сестры, которая теперь выглядела немножко растерянной.
- Только, - сказал я, - не заставляй меня повторять это на людях.
На душе вновь воцарилось спокойствие. Приятное чувство. Чертовски приятное.
- Знаешь, - неожиданно вспомнил я то, чем так хотел поделиться. – Я плавать научился немного.
Я понял, что как ни старался, а сказать это без гордости и некой толики самодовольства не получилось.
- Не сам, конечно, - добавил я. – Меня… - я взглянул на Темари, решаясь все же поделиться с ней еще одной информацией. – Девушка научила. Её зовут Конан. Ты видела её тогда на пляже… Рядом с этим Нара. У неё волосы синие. И глаза такие же... привлекательные.
Я понял, что взболтнул лишнего, но слишком поздно. Ладно, свидетелем этого была только Темари. И одновременно… Что может быть хуже когда то, что ты не хочешь пока даже признавать в себе, узнает родная сестра?